Потому-то он внимательно, чтобы не сказать заинтересованно, наблюдал за ней, когда та заняла свое место. Ни мужчина, ни женщина не повернулись, чтобы поприветствовать друг друга. Они не заговорили и даже не кивнули друг другу. Капельдинер долго оставался неподалеку, чтобы удостовериться в этом. Благодаря опыту, накопленному за долгие годы работы в театре, он абсолютно убежден, что эти двое были совершенно незнакомы друг с другом.
И, по-моему, ставит все точки над «i» вот что. Будь они знакомы, Митчелл подождал бы ее внизу в фойе. Так поступил бы любой мужчина, даже самый настоящий мужлан.
И лишь в антракте капельдинер заметил, что они заговорили. Да и то робко и неуверенно, как люди, которые только-только завязывают знакомство.
Другими словами, эта встреча была подстроена.
— Если они были незнакомы, как же женщина переправила ему билет? Билеты покупала она, а Митчелл появился с одним из них.
— Анонимно, по почте. В одном из карманов я нашел и конверт. Билет был ярко-малиновый, а внутри конверта виден едва заметный розоватый след: кто-то потными руками — либо на почте, либо внизу за конторкой отеля, а может, и сам Митчелл — немножко увлажнил краску. Конверт тоже здесь.
После театра она как в воду канула. С тех пор у меня абсолютно ничего на нее нет. Никто не видел, как она входила в отель или вышла вечером, когда произошло убийство. Впрочем, это не так уж существенно, как может показаться, поскольку в задней части здания есть служебная лестница, которая выходит прямо в переулок — даже через вестибюль проходить не надо. Замок на задней двери защелкивается, ее нельзя открыть снаружи, но дверь можно оставить приоткрытой, чтобы, например, впустить кого-то. Эти предосторожности, вероятно, соблюдались по настоянию гостьи, поскольку она явно шла с намерением убить Митчелла. Ее видели еще один раз.
— Кто же?
— Девушка, с которой Митчелл водил компанию, официантка по имени Мейбелл Ходжис. Она появилась у дверей комнаты своего приятеля сразу же после его смерти. Время смерти установлено экспертизой. Когда она постучала в дверь, из комнаты вышла та самая женщина.
— И что же она сказала Ходжис?
— Призналась, что убила Митчелла, и посоветовала поскорее спуститься вниз, чтобы не оказаться замешанной в этом деле.
Уэнджер с сомнением почесал подбородок:
— Вы полагаете, этому заявлению можно верить?
— Думаю, что да. Описание примет этой женщины, которое дала Ходжис, ее внешности и одежды целиком и полностью совпадает с описанием, представленным мне служителями театра, так что, вы понимаете, она не могла все это выдумать. А это подводит нас к одному моменту, о котором я уже упоминал. Женщина эта вовсе не одержима маниакальной страстью к убийству: ведь ей представилась отличная возможность убрать эту девицу прямо там же. Впустить ее в комнату, только и всего — тело скрывала ширма. И времени у нее было много. А она взяла и заботливо предупредила девушку.
Вот и вся история. С одной стороны, материала более чем достаточно. Но где краеугольный камень? Его нет — нет никакого мотива.
— Никакого логически допустимого мотива нет, друг друга убийца и жертва не знали, а после нанесения удара женщина исчезает с молниеносной быстротой… Так-так… — подвел итог озадаченный Уэнджер. — В общем, шеф послал меня копнуть тут поглубже, и в одном я уверен: это дело наверняка соотносится с делом Блисса, они похожи как две капли воды.
Уборщица, отель «Елена», четвертый этаж:
— Прежде я никогда ее не видела, голову б дала на отсечение, что в нашем отеле она не живет. Видать, зашла к кому-то в гости. И просто идет себе по коридору. То было… э-э… недели за две до того, как то самое случилось-то. Остановилась и заглянула в комнату, а я там прибиралась. Я и говорю: «Да, мэм? Вы ищете мистера Митчелла?» А она: «Нет, но вот, говорит, я всегда считала, что много чего узнаешь о характере и привычках человека, если заглянешь в его комнату, ну, ту, в которой он живет». Уж так она вежливо и приятно говорила — слушать одно удовольствие. Глянула эта леди на фотографии девиц — он ими всю стену завесил — и говорит: «Вижу, нравится ему, чтоб женщины были… ну… как загадка. Да только, говорит, на них ни единого настоящего лица не видать. Все из кожи вон лезут, чтоб ему потрафить. И розы покусывают, и из-за веера глазками стреляют. Подари ему хоть одна из них свой обычный портрет, он бы его на стену, как пить дать, не повесил».
Вот и все. И, не успела я глазом моргнуть, как ее и след простыл. Ну а после уж я ее больше не видела.
Продавец, винный магазин «Глобус»:
— Да, помню, продавал эту бутылку. Такие напитки, как арак, — экзотика. Продаем не больше одной бутылки в год. Нет, попросила не она. Честно сказать, я наткнулся на эту бутылку на полке случайно, вот, думаю, неплохая возможность сбыть ее с рук, раз леди просит что-нибудь необычное и в то же время крепкое. Она сказала, что, мол, хочет преподнести ее другу, и чем экзотичней бутылка, тем больше шансов ему угодить. Водку и «живую воду» я ей уже показывал. Она решила взять арак. Призналась, что и сама его сроду не пробовала. Одно интересное замечание: уходя, она улыбнулась мне какой-то необыкновенной улыбкой и бросила: «Я замечаю, что стала делать много такого, чего никогда не делала прежде».
Нет, совершенно не нервничала. Собственно говоря, она даже отошла в сторону и попросила, чтобы я обслужил мужчину, которому срочно понадобилась бутылка ржаного виски. Сказала, ей нужно время, чтобы принять решение и сделать выбор.