Куки поспешно кивнул.
— Это та леди, которая была здесь с тобой?
Они ждали.
Наконец ей пришлось напомнить самой:
— Была я тогда с тобой, Куки?
Казалось, он так и не ответит. Для взрослых, находившихся в комнате, напряжение стало почти невыносимым.
Она сделала глубокий вдох, взяла его ручку в свои.
— Была ли мисс Бейкер здесь с тобой в тот вечер, когда твой папа пошел в чулан, Куки? — спросила она.
На этот раз ответ раздался так неожиданно, словно чуть ли не выскочил из малыша.
— Да, мисс Бейкер была здесь. Мисс Бейкер поужинала с папой и со мной, вот — помните? — обращался он прямо к ней, а не к остальным.
Девушка медленно выпрямилась, в замешательстве качая головой:
— О нет… я не понимаю…
Их лица как бы сомкнулись вокруг нее. Никто ничего не сказал.
— Но, Куки, посмотри на меня…
— Нет, пожалуйста, не пытайтесь на него воздействовать, — вежливо, но решительно вмешался Уэнджер.
— А я и не пытаюсь… — беспомощно ответила она.
— Подождите меня за дверью, хорошо, мисс Бейкер? Я сейчас к вам выйду.
Когда он вскоре вышел к ней, девушка сидела в кресле у окна, одна. Правда, в соседней комнате некий мужчина занимался каким-то делом, только она этого не знала. Щелкала замком на сумочке, открывая и закрывая ее. Но посмотрела Уэнджеру прямо в глаза:
— Не могу этого понять…
Он ничего не стал ей объяснять.
Слова ребенка тоже занесли в протокол, вот и все.
Уэнджер прихватил с собой и показал ей раскрашенный рисунок. Крупная малиновка на ветке.
— Вы уже говорили мне, что именно этот образчик вы давали им для раскрашивания в понедельник пополудни. И что они приносят рисунки домой только раз в неделю, по пятницам.
Мисс Бейкер смотрела на рисунок гораздо дольше, чем это нужно для простого опознания. Он подождал немного, потом сложил листок и убрал его.
— Но этот нашли прямо здесь, в доме, мисс Бейкер, в ночь с понедельника на вторник. Как он сюда попал?
Девушка просто смотрела на карман, куда он положил рисунок.
— Возможно, мальчик принес его с собой в тот день без разрешения, прежде чем за него поставили оценку. — Это предположение высказал он, с вопросительной интонацией.
Она вскинула взор:
— Нет. Я… я не думаю, что он это сделал. Я в тот день отпустила Куки пораньше, потому что за ним пришла мама. Можете спросить миссис Морэн, но…
— Уже спросил.
— Ах, ну тогда… — Она встала, покраснев чуть гуще обычного. — Тогда что же вы мне устроили — ловушку?
Он склонил голову, как бы уходя от ответа.
— Выходит, я оказалась в каком-то двусмысленном положении.
— Вовсе нет, — неискренне заверил Уэнджер. — Зачем вы так?
Она посмотрела на сумочку, еще раз раскрыла ее и снова щелкнула замком, и тут вдруг подняла глаза и обожгла его вспыхнувшим обидой взглядом, который так удачно гармонировал с огненным цветом ее волос.
— Хотя, право, не знаю, с какой бы это стати! Испытание, которому вы меня только что подвергли в той комнате, вряд ли можно назвать честным и справедливым.
Он был бесконечно вежлив, голос звучал прямо как шелковый:
— Почему же? Разве ребенок недостаточно хорошо вас знает? Разве он не видит вас пять дней в неделю? Бездоказательно, это-то да, и вы вправе это утверждать, но все было честно.
— Неужто вы не понимаете? Разум младенца, ребенка такого возраста, столь же чувствителен, как открытая фотопластинка: он реагирует моментально. Вы только что попросили меня не воздействовать на него, но вы, мужчины, за последние несколько дней уже, несомненно, на него повлияли, сами, возможно, того не желая. Он наслушался о том, что я была здесь, и теперь верит этому. У детей граница между реальностью и воображением весьма и весьма…
Уэнджер заговорил терпеливым урезонивающим тоном:
— Относительно нашего влияния на него вы совершенно ошибаетесь. Прежде чем он назвал это имя, мы о нем понятия не имели, так что услышать его от нас он не мог. Собственно говоря, когда он впервые его назвал, нам пришлось прибегнуть к помощи миссис Морэн, и уж она нам все объяснила.
Ногами она не затопала, но всю ее так и передернуло.
— Но что же именно я якобы сделала — может, все-таки расскажете мне? Ушла отсюда, после того как произошло такое, и молчок?
— Ну пожалуйста. — Он обезоруживающе протянул к ней обе руки, ладонями вперед. — Вы уже сказали мне, что вас здесь не было, а я ведь не повторял свой вопрос, правда?
— Зато я повторяю: меня здесь не было! Категорически! До сегодняшнего дня я в этом доме никогда не бывала.
— Ну, тогда о чем говорить. — Он сделал успокаивающее движение, как будто хотел что-то прижать к полу обеими руками: мир любой ценой. — Говорить больше не о чем. Сообщите мне лишь, чем вы в тот вечер занимались, и мы со всем покончим. Вы ведь не возражаете, правда?
Она успокоилась:
— Нет, разумеется, нет.
— Без обид, это простая формальность. Об этом мы даже спросили миссис Морэн.
Девушка снова села. Ее спокойствие перешло в задумчивость.
— Нет, разумеется… — Задумчивость перешла в глубокое самосозерцание. — Нет…
Уэнджеру пришлось кашлянуть:
— Как только будете готовы…
— Ах, простите, я, похоже, все делаю не так, правда? — Она в который раз открыла и закрыла сумочку. — Детей отправили домой в обычное время. То есть в четыре, вы знаете. Когда я убрала со стола и ушла, было уже, наверное, четыре тридцать. Я вернулась к себе в «Женский клуб» и оставалась в комнате примерно до шести, отдыхая и занимаясь стиркой. Затем вышла и пообедала в одном заведении в нашем квартале, куда обычно хожу. Вам, вероятно, понадобится название?